осами о стінки черепу б'ється вибір катастроф айзека азімова
31 October
я тренировала себя два или три дня ничего не записывать, и сегодня, когда перестала ощущать позывы стучать по клавиатуре, вернулась.
хотелось бы сказать, что вернулась я с трезвой головой, но я вернулась с туманами и первым снегом, и песнями о любви, тянущимися за мной из динамиков, как шлейф.
я лучше переношу, спокойнее, но я все равно. все равно. когда он болеет, или когда ему хочется рассказать о том, как ему надоела работа с ее несправедливой оплатой, он говорит об этом мне. он выговаривается, и откладывает в сторону телефон, а я остаюсь один на один с пониманием, что я опять его опекаю, и ничего у нас не складывается по-другому, и сложиться, наверное, не может.
я ведь обо всем этом ему говорила. говорила не тратить время, и идти учиться на своем природоведческом, говорила о стольких вещах. и вот все случается, и продолжает случаться так, как я говорила, он продолжает поступать по-моему, но с одной только оговоркой - не потому, что я, а потому что что-то изменилось, и я к этому не имею никакого отношения.
на улице сильный ветер, птиц сносит - не меньше, чем сорок километров в час. он сказал, что сидеть на месте - глупо, и я не сказала, что я сижу на месте, и никак не продвинусь ни на шаг, потому что я не хочу делить с ним то, что он не понимает, чего я сама не понимаю до конца - антидепрессанты для тех, кто страдает депрессией, а со мной все хорошо, все замечательно.
мерзнут руки, потому что от окон идет сквозняк, краем глаза вижу, как борются с ветрам вороны - воронья стая, вороньи стаи. сада не сталось, остались стаи.
я хочу собой гордиться. хочу перейти к следующим этапам плана, и это было бы просто, но первый этап все еще впереди. я даже не взлетела еще, чтобы бороться с ветром, это все, что пребывает в движении во мне - инерция-все-еще.
сегодня правда падал первый снег. пугающая быстротечность времени. я слушаю альбом The Black Skirts - Team Baby впервые.
я нахожу, если говорить о себе, что я словно бы пытаюсь не делать, потому что уже нечего сказать, кроме того, что меня душит одновременно и страх, и отвращение от страха, состояния и чувства людей, которых я никогда не знала, не знаю, и знать не буду - все чего-то боятся, все наиболее далеки, и наиболее близки только самим себе.