это была какая-то шутка о неодухотворенном предмете, что-то along the lines "почувствовать себя важным", и я ответила, спокойно и глухо, тоном, которым я обычно говорю: "человечеству лучше взяться за руки и дружно вымереть", мол, да, с каждым случалось.
я пытаюсь не слушать, но иногда слышу, как отец объясняет этой во все щели затычке, как нужно воспитывать ее ребенка. и хочется спросить, а почему все мое воспитание сводилось к чередованию унижения в общественных местах, так, чтоб оставались синяки, и подарками на день рождения, дорогими, чтобы я начинала от них задыхаться. но я не стану, это того не стоит. он с ней говорит тоном, от которого мне хочется блевать. я с ним неделями и словом не перекидываюсь. это не зависть, это детская обида.
а как-то так получается, что детские обиды лепят личность.
говоришь себе - должно быть стыдно так заебываться такими вещами, и превращаешься в собственного хейтера, в них же, рявкающих: не реви.
говоришь себе, слава, выйди из дому, но там меня не ждут, там ждут кого-то со стажем в десять лет, лигой плюща за плечами, который бы работал за ниже минимальной, курьером, и, может, еще и сам доплачивал. сумасшедшие.
я раньше думала не так. всегда было я и они, а теперь осознаю, что я нихуя, и даже нихуя в этом не первая.
если несколько раз порезаться бумагой, но в одном месте, то уже и не имеет значения, что бумагой - кровь-то идет.
я человек, у меня есть лицо, имя, гордость, чувства, гонор, но я отступаю в сторону, когда кто-то идет навстречу, потому что люди бы даже не заметили, как натолкнулись бы на меня. я пыталась не сворачивать. я, честно, пыталась, и они замечали меня, только когда происходило крушение.
а хуй ли так? чем я вас хуже? тем, что задаюсь этим вопросом? а вы не задаетесь? оцениваете, сравниваете, меряете по себе.
иногда мне кажется, что я люблю людей намного сильнее, чем те, кто кричит, что их любит, потому что в откровенном признании себя и других, своих недостатков и чужих, я вижу честность и прощение. прощая, проще забывать.
в тактильности, в движении - жизнь и развитие. если сидеть, обхватив себя руками, и раскачиваться из стороны в сторону, познаешь только себя, а если не остановиться вовремя - сам себя сожрешь.
с тобой я как дома, но не в смысле, что ты давишь на меня, хоть это иногда и правда, а в том, что с тобой не хочется притворяться, что всего этого нет. я очень конфликтно отношусь к вопросу, можно ли от кого-то зависеть и на кого-то полагаться, хоть немножко. иногда мне кажется, нет, нельзя, это выжрет остатки достоинства, иногда думаешь, что не отказывался бы от помощи, если бы заблудился в лесу. а потом вспоминаешь собственное "я сама", и все по новой. все, что я от тебя хочу: дорожи мной. я не могу понять только, слишком ли это простое желание, или, нет, наоборот, неподъемное. но просить я не буду.
почему у меня так много слов. я могу описать одно и то же сотни раз. но даже это не могу обернуть себе на пользу. на всем, что я пишу, плесень и блевота.

если честно, я веду себя очень жалко. я лежу на кровати, смотрю драмы. целых две. одну с ли минхо, а другую с соджуном. нет, на этой неделе… выходила ли я из дому на этой неделе? даже не могу вспомнить, но вероятность очень мала. это какой-то зачарованный круг. мышка упала в кувшин, взбивает масло, но едва под лапами твердо - мышка падает в кувшин снова. скажу так, как есть - я на дне. я на социальном дне. я просто на дне. вчера меня так раскачивало из стороны в сторону, и давление было таким низким, что я будто бы правда лежала на дне, и надо мной качалась вода. я люблю тебя. воу, внезапная смена темы. надо мной качалась вода. если я вижу как качается вода, значит я не так и глубоко, вижу солнце, вижу небо. я постоянно пишу во втором лице, не в третьем, я обращаюсь, а не описываю.
я пишу целые простыни, и оставляю отрывки. в выброшенном я спрашиваю себя.
но всегда, всегда, даже когда ты весь такой взрослый человек, признавший собственные эмоции, и наличие в себе хоть чего-то, это, что, меняет что-то, если тебя не захотят.
все ведь всегда проще, чем кажется. я знаю, как выгляжу со стороны.
"прояви эмоцию".